Однако вскоре ее настроение изменилось. Услышав, что произойдет ночью, если они ничего не предпримут, Сара поняла, что будет помогать ему, как бы это ни было рискованно. В конце концов, придется бежать, легче скрываться вдвоем, и Алек – не самый плохой партнер в этом опасном деле. А то, что он ей рассказал, было просто чудовищно.
Махмед и Джамал заминировали цистерны. Позапрошлую ночь к пустым еще цистернам, стоявшим без всякой охраны в самом дальнем конце территории завода, они прикрепили пластиковые взрывные устройства и детонаторы дистанционного управления.
– Я тоже принимал участие в этой операции: стоял на страже, а потом вел машину, значит, виноват так же, как они, – сказал Алек. Он сообщил также, что Махмед и Джамал уехали из города – ставить радиопередатчики по пути следования поезда: в Траки, Оберне, Сакраменто и Бенисии. Когда поезд будет проходить мимо этих населенных пунктов, взрывные устройства взорвутся одно за другим, газ выйдет из цистерны, распространится вблизи дороги и застанет спящих людей врасплох. В Окленде, где стоит судно, на котором газ должен переправляться в Ирак, взорвется целая цистерна.
– Они сошли с ума! – ахнула Сара. – Взорвать цистерны в горах – в этом еще есть какой-то смысл, но намеренно убивать ни в чем не повинных людей... Зачем? Чего они хотят добиться?
– Махмед говорит, что, только если умрет много людей, американцы возмутятся и потребуют запрещение химической войны. Жертвами “манекена” станут тысячи, даже десятки тысяч наших соотечественников. Махмед говорит, что если правительство Соединенных Штатов собирается убить мирно спящих иранцев, пусть то же самое испытают и американцы. Америка должна понюхать, чем пахнет война. – Голос Алека, повторявшего слова Махмеда, звучал глухо. – Когда многие американцы умрут смертью, которую они предназначали детям Аллаха, тогда Соединенные Штаты перестанут помогать силам зла. На смерть нужно отвечать смертью.
Сара побледнела, она боялась, что ей станет плохо.
– Так вот чему учит ваша религия? На смерть отвечать смертью?
– Это джихад, священная война. Смерть врагам Аллаха. Сара больше не раздумывала. Тихим, но решительным голосом она спросила, что ей нужно делать.
– Махмед и Джамал сказали мне, что останутся сегодня на ночь в Окленде. Мне приказано сделать копии с заявления, которое они подготовили, разложить их по конвертам и отправить по указанным адресам. Они называют себя “Исламский Молот Аллаха”. Вместо этого я собираюсь написать правду о том, что происходит: что везет поезд, почему его необходимо остановить, кто такой Махмед и что они с Джамалом замышляют. Я предлагаю тебе, Сара: после работы упакуй свои вещи и приходи ко мне. Посмотришь, что я написал, проверишь, все ли правильно. Когда я пишу по-английски, то делаю ошибки. Ты поможешь мне сделать копии и разослать их в газеты, на радио, на железную дорогу, в полицию. А потом мы уедем. Другого выхода у нас нет. Когда все это произойдет, мы не сможем сказать, что ничего не знали. Джамал на работе так плохо говорит об Америке, что рано или поздно им непременно заинтересуется полиция, а потом выйдут на меня... и на тебя. – Алек помедлил и мягко добавил: – Что же касается твоих чувств ко мне, поступай так, как подскажет тебе сердце. Все, о чем я прошу, – подумай над моим предложением. Больше я ничего от тебя не требую. – Его блестящие карие глаза умоляюще смотрели на нее. – Ты ведь придешь вечером? Поможешь мне?
Сара покорно кивнула.
– Хорошо, я приду.
– Идемте со мной, – пригласил Карен одетый в форму служащий. Карен встала, прошла через маленькую приемную, где сидела седоволосая женщина, которая, поджав губы, проводила ее строгим взглядом, и очутилась в кабинете Майка Паноццо, шерифа округа Сатро, штат Невада. Паноццо, мужчина с квадратным лицом и курчавыми темными волосами, оказался моложе, чем думала Карен, – не старше сорока. У него было ничего не выражающее, гладкое лицо – ни одной складки или морщины, словно он никогда не улыбался и не хмурился. Пожав ей руку, шериф пригласил ее присесть.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он. – Обед длился дольше, чем предполагалось. Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего мужа. Для вас это, конечно, большой удар. Чем я могу вам помочь?
– Я хотела бы узнать подробности аварии. Возможно, было бы лучше просто забыть обо всем, но, понимаете, в этом деле столько неясного, столько вопросов, что у меня голова идет кругом. – Карен, одетая, как приличествует вдове, в черное платье, держала в руке носовой платок, будто готовилась вытирать слезы.
– Буду счастлив, если смогу чем-нибудь быть вам полезен, – повторил Паноццо и взглянул на часы. – Простите, но через десять минут у меня назначена встреча.
– Видите ли, то, что сделал мой муж, – взял или позаимствовал лимузин компании, – совершенно на него не похоже. Может быть, у вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
– Нет, мы не вдавались в подробности. На заводе нас заверили, что он имел разрешение на вождение лимузина, поэтому мы не проводили расследование. В наших документах этот случай фигурирует просто как дорожно-транспортное происшествие.
– Не могли бы вы рассказать мне об обстоятельствах аварии? Я имею в виду, видели ли вы следы заноса, в каком состоянии находились тормоза, не был ли муж пьян?
Паноццо подошел к шкафу и, выдвинув один из ящиков, стал перебирать папки с документами.
– Здесь есть копия донесения. Лучше посмотреть документ, чем полагаться на память.
На низеньком книжном шкафу возле письменного стола стояли несколько призов за игру в гольф и в мяч, пара морских ракушек и целый ряд фотографий, запечатлевших, как решила Карен, родственников и друзей шерифа. Один снимок привлек ее внимание: четверо мужчин в костюмах для гольфа одной рукой поднимали стаканы, в другой держали клюшки. Двоих из них она узнала – это были шериф и Клемент Трейнер.